Неточные совпадения
— Я ничего не брала
у вас, — прошептала в ужасе Соня, — вы дали мне десять рублей, вот
возьмите их. — Соня вынула из кармана платок, отыскала узелок, развязала его, вынула десятирублевую
бумажку и протянула руку Лужину.
И хоть я и далеко стоял, но я все, все видел, и хоть от окна действительно трудно разглядеть
бумажку, — это вы правду говорите, — но я, по особому случаю, знал наверно, что это именно сторублевый билет, потому что, когда вы стали давать Софье Семеновне десятирублевую
бумажку, — я видел сам, — вы тогда же
взяли со стола сторублевый билет (это я видел, потому что я тогда близко стоял, и так как
у меня тотчас явилась одна мысль, то потому я и не забыл, что
у вас в руках билет).
Это было хорошо, потому что от неудобной позы
у Самгина болели мускулы. Подождав, когда щелкнул замок ее комнаты, он перешел на постель, с наслаждением вытянулся, зажег свечу, взглянул на часы, — было уже около полуночи. На ночном столике лежал маленький кожаный портфель, из него торчала
бумажка, — Самгин машинально
взял ее и прочитал написанное круглым и крупным детским почерком...
— А однажды вот какое истинное происшествие со мной было. Зазвал меня один купец вместе купаться, да и заставил нырять. Вцепился в меня посередь реки,
взял за волосы, да и пригибает. Раз окунул, другой, третий…
у меня даже зеленые круги в глазах пошли… Спасибо, однако, синюю
бумажку потом выкинул!
— Вот хоть
взять конфеты, которые «ландрин» зовут… Кто Ландрин? Что монпансье? Прежде это монпансье наши
у французов выучились делать, только продавали их в
бумажках завернутые во всех кондитерских… А тут вон Ландрин… Тоже слово будто заморское, что и надо для торговли, а вышло дело очень просто.
— Нет, — говорю — это твое средство, ваше благородие, не подействует, — а сам
взял, вырвал
у него из рук
бумажки, поплевал на них да и бросил, говорю...
— А что касается до вознаграждения, которое вы для себя выговорите, — продолжал он соблазнять меня, — то половину его вы до, а другую — по совершении брака получите. А чтобы вас еще больше успокоить, то можно и так сделать: разрежьте
бумажки пополам, одну половину с нумерами вы себе
возьмете, другая половина с нумерами
у Онуфрия Петровича останется… А по окончании церемонии обе половины и соединятся…
у вас!
Выпив молча стаканов шесть, Кузьмичов расчистил перед собой на столе место,
взял мешок, тот самый, который, когда он спал под бричкой, лежал
у него под головой, развязал на нем веревочку и потряс им. Из мешка посыпались на стол пачки кредитных
бумажек.
— Будет!
Взял я грехов на себя довольно. За Волгой есть
у меня дядя, древний старик, — вся моя родня на земле. Пойду к нему! Он — пчеляк. Молодой был — за фальшивые
бумажки судился…
Негина. Я как сбиралась, все плакала о тебе. На вот! (Достает из дорожной сумки волосы, завернутые в
бумажку.) Я
у себя отрезала полкосы для тебя.
Возьми на память!
Челкаш протянул Гавриле несколько
бумажек. Тот
взял их дрожащей рукой, бросил весла и стал прятать куда-то за пазуху, жадно сощурив глаза, шумно втягивая в себя воздух, точно пил что-то жгучее. Челкаш с насмешливой улыбкой поглядывал на него. А Гаврила уже снова схватил весла и греб нервно, торопливо, точно пугаясь чего-то и опустив глаза вниз.
У него вздрагивали плечи и уши.
— Вот,
возьмите, — продолжал он, подавая Григорию беленькую
бумажку, — это вам жалует барыня… Мирно
у меня жить, дружно… Ты во всем слушайся мужа своего… работай… Ну — бог с вами, ступайте.
— На, на,
возьми! сбереги это, — говорил Шумков, всовывая какую-то
бумажку в руку Аркадия. — Они
у меня унесут. Принеси мне потом, принеси; сбереги… — Вася не договорил, его кликнули. Он поспешно сбежал с лестницы, кивая всем головою, прощаясь со всеми. Отчаяние было на лице его. Наконец усадили его в карету и повезли. Аркадий поспешно развернул
бумажку: это был локон черных волос Лизы, с которыми не расставался Шумков. Горячие слезы брызнули из глаз Аркадия. «Ах, бедная Лиза!»
Городищев (милостиво). Агнеса Ростиславовна присылает тебе, Наденька, приказание и подарок. Вот подарок (вынимает из бокового кармана
бумажку, развертывает и протягивает в сторону, где
у дверей стоит Надя). Конфетка, — и как видишь (Надя между тем подходит
взять) откушенная, — это откушено самою Агнесою Ростиславовною (все чувствительнее и внимательнее). Ты понимаешь, Наденька: она дарит тебе ту самую конфетку, которую кушала сама.
У паперти Исакиевской церкви остановились они. Дверь в церковь была отворена; в темной глубине ее мелькала от лампады светлая, огненная точка. Молодая женщина
взяла малютку с рук пестуна его, велела ему молиться и сама положила три глубоких земных поклона. Когда она встала, в глазах ее блистали слезы. Потом вынула из сумочки, на поясе висевшей, свернутую, крошечную
бумажку и три гроша и, отдавая их слуге, сказала...